«ЭТО» многое объясняет

«И тогда я я хватаю ее за волосы и несколько раз бью головой об пол»,- выдыхает Мария. «И что происходит потом?» - «Потом я стреляю ей в рот из пистолета». «И сколько соперниц вы убили таким образом?» - звучит бесстрастный голос откуда - то из - за головы. Мария не видит своего психоаналитика, только белый потолок его кабинета. Она пришла сюда два года назад и сформулировала свою проблему так: «Я почему-то несчастна, а почему-то чувствую, что должна быть очень счастливой». С тех пор она ложится на эту кушетку три раза в неделю и каждый раз 50 минут говорит все, что приходит ей в голову.

Не исповедуется, как в церкви, и не дает показаний, как в милиции. Просто думает вслух. Края кушетки приподняты. Ты лежишь, полусогнув ноги, как будто кто-то держит тебя на руках. Если тянет в сон, бормочешь себе под нос всякую ерун­ду. Она, говорят, и есть «голос бессозна­тельного». Про сны, про эротические фантазии, про любимую морскую свинку, которая взяла да померла, про то, как хочется убить начальника. Про маму, разго­воры с которой вызывают уныние, про смену сезонов, которая порождает неяс­ную тревогу, про третий срок Путина.

В 1912 г. Карл Густав Юнг написал Зиг­мунду Фрейду: «В России, кажется, нача­лась местная эпидемия психоанализа». В 2006 г.—картина та же. Психотерапия самых разных направлений в моде. Обращаться за психологической помощью больше не считается чем-то постыдным, число уверовавших по крайней мере не меньше, чем число скептиков. Состоятельные москвичи заняты лечением голо­вы даже в обеденный перерыв. Для бед­ных есть «облегченные варианты». Кни­гами по психологии завалены прилавки книжных магазинов. Рядом с переводами работ Фрейда произведения доморощен­ных психотерапевтов из серии «Как стать счастливым за 10 дней». Гадалки наравне с хиромантией и коррекцией судьбы предлагают психоанализ по сходной цене.

АПОСТОЛЫ ФРЕЙДА

«Настоящие» психоаналитики не рекла­мируют себя и не обещают исцеления за пять сеансов. Больше всего это похоже на молодую религию: чтобы стать служите­лем культа Фрейда, нужно пройти через долгий обряд посвящения. А затем можно «окормлять паству»—методы лечения не дают быстрых результатов, счастливые клиенты не афишируют себя, а потому вея популярность психоанализа держится на вере. Впрочем, отсюда же и обилие скеп­тиков, и «поддельные» психоаналитики, паразитирующие на «учении». У «настоящих» принято поругивать популяризаторов вроде доктора Андрея Курпатова, сделавшего в прошлом году из сеансов лече­ния телешоу, имевшее грандиозный успех. А есть ведь и настоящие аферисты, кото­рых может быть не меньше, чем собствен­но «настоящих» врачей. «Но и от шарла­танов есть польза,—говорит кандидат ме­дицинских наук, член Московского обще­ства психоаналитиков (МОП) Павел Ка­чалов. — В обществе постепенно возрож­дается интерес к психоанализу».

Кабинет Качалова обставлен в класси­ческом стиле. Тяжелое кожаное кресло для врача, дизайнерская кушетка для па­циента и портрет Фрейда на стене. Да и сам Качалов внешне напоминает отца психоанализа. Он—самый что ни на есть «настоящий», можно сказать, из «вер­ховных жрецов». Его статус признан IPA (International Psychoanalitic Association), Таких, как он, в Москве только пятнад­цать. Вдвое больше «кандидатов»—тех, кто, возможно, получит этот статус в ближайшее время.

В Москве в первой половине 90-х годов параллельно сформировались два психо­аналитических общества. Поначалу они даже не знали о существовании друг друга. У истоков МОП, в котором состоит Качалов, был известный в СССР эндокринолог Арон Белкин. Он занимался исследованиями транссексуализма и выдавал разрешения на операции по смене пола. Московское психоаналитическое общество (МПО) образовали ученики биолога Бориса Кравцова, «которые разо­шлись с ним по идеологическим причи­нам», уточняет президент МПО, кандидат психологических наук Игорь Кадыров. С начала 70-х Кравцов практиковал в Москве сомнительную смесь из психоана­лиза и эзотерических учений.

Как и положено служителям культа, по­следователи Фрейда ведут свою родослов­ную от «апостолов». «Всем нам пришлось  учиться за границей, — рассказывает президент МОП Виктория Потапова.—Психоаналитическое образование — вещь длительная и дорогостоящая. Желающий начать его должен иметь высшее меди­цинское или психологическое образова­ние, пройти свой собственный анализ (а длится он не менее 3-4 лет, и платить за него нужно из собственного кармана) и затем провести анализ двух пациентов под супервизией. То есть отчитаться об этих случаях перед старшими коллегами. Только после этого он может получить статус аналитика». Потапова училась у Хайде Фемберг, а та—у самой Анны Фрейд, дочери создателя пауки.

Подобным  образом проследить свою «родословную» может каждый из ее коллег. Сами МПО и МОП —это плоды великой психоаналитической схизмы, случившейся в 1938 г. Тогда дочь Фрейда Анна поссорилась с по­следовательницей  отца  Мелани Кляйн. С тех пор последователи Кляйн иногда считаются протестантами от психоанализа. Один из них, Игорь Кадыров, утверждает, что никаких разногласии по доктрине между двумя об­ществами не существует: «Возможно, мы говорим на разных языках, но всегда об одном и том же». Профессор Александр Тхостов из «конкури­рующего лагеря» более катего­ричен: «Просто мы—за лю­бовь. А у них там сплошные объектные отношения». «Зигмунд Фрейд был перво­открывателем,—примири­тельно объясняет Виктория Потапова. —Он ставил вопро­сы. После его смерти психоанализ развивался, а не стоял на месте». Сегодня члены двух обществ не  торопятся  объединяться. В Германии и США, говорят они, тоже по два общества. «За­чем приводить все к единому знаменателю? У каждого об­щества своя история, свои традиции. Принудительного единомыслия у нас было пре­достаточно в прошлом»,— считает Павел Качалов.

ЗА ТРОЦКИЗМ И ОНАНИЗМ

Принудительное единомыслие — это  про  запрет психоанализа  в СССР, который, конечно, был не­избежен, несмо­тря на ранний роман советской власти с психоаналити­ками. Еще Фрейд предположил, что русские ближе к бессознательному, чем рациональные люди Запада. И не ошибся— такой моды на его учение, пожалуй, не было нигде. В начале XX в. его последова­тели в России с энтузиазмом анализиро­вали оговорки думских депутатов и про­изведения Льва Толстого.

Большевики тоже поначалу планировали активно использовать его теорию в де­ле воспитания нового человека. Открытия Фрейда хвалил Троцкий. Может быть, поэтому в 1929 г. Институт психо­анализа закрыли, а психоаналитическое общество СССР разогнали. Правда, среди московских психоаналитиков ходит байка о том, что Сталину не понравилось, как воспитывали его сына Васю в детской психоаналитической лаборатории. Вождь решил, что там учат онанизму.

Так или иначе, с тех пор теория Фрейда была заклеймена как буржуазная лженау­ка. Клеймили так усердно, что, в отличие от генетики или кибернетики, психоана­лиз в России извели практически полно­стью. «В советской "карательной" психиатрии анастатический метод, конечно же, был неприемлем,—говорит президент МПО Игорь Кадыров. —Но и в те годы были психиатры, пытавшиеся контрабандой протаскивать психоаналитические идеи».

В 1996 г. Борис Ельцин даже издал указ «О возрождении психоанализа в России», похожий на постановления хрущевских времен о реабилитации высланных народов. Но как чеченцев и ингушей многие продолжали считать предателями и посте 1957 г., так и в психоаналитиках не видели ученых. Их метод до сих пор часто пред­ставляется многим как что-то сомнитель­ное, вроде гомеопатии. А его последовате­ли воспринимаются то ли членами мисти­ческой секты, то ли группой аферистов, тянущих деньги из доверчивых проста­ков. Хотя в Германии, Швеции и Финляндии психоанализ полностью или частично покрывается медицинской страховкой — но у них там свои причуды.

Признали аналитиков только психиат­ры, которым они вовсе не конкуренты. Наталия Захарова, всю жизнь прорабо­тавшая в 1-й Градской больнице, согла­шается, что раньше наша психиатрия «Фрейдом не интересовалась». «Мы за­нимались самыми острыми состояния­ми, —вспоминает она.—Все невротики и так называемые пограничные больные находились в ведении психоневрологов из районных поликлиник. У них метод лечения был простой: "Всем плохо, возьми­те себя в руки"». Если эта мантра не действовала, пациенту предлагали пойти к психиатру. А это уже означаю постанов­ку на учет. И прощайте водительские пра­ва и загранкомандировки. «Хорошо, что теперь есть психологи,—доверительно сообщает Анна Николаевна, врач одного из психоневрологических диспансе­ров. — К ним направляем. У нас же по 20 человек в день приходит, времени на каж­дого—не больше 5 минут. А поговоритьто народу не с кем!». Мало того, аналитические центры открылись при Институте имени Сербского и в Центре психического здоровья РАМН.

КОМПЛЕКСЫ СРЕДНЕГО КЛАССА

Но главное для аналитиков — частная клиентура. Это и источник благосостояния врачей, и инструмент прямого маркетинга — новые адепты попадают к ним чаще всего «по знакомству» со старыми клиентами. Два общества совместными усилиями оказывают услуги 2000 москвичей. Но это капля в море по сравнению с клиентурой «диких» психоаналитиков, не прошедших международной сертификации, — а таких сейчас в Москве около 500. Но конкуренция никого не тревожит - спрос на их услуги стишком велик. Некоторые из них принимают пациентов по шесть дней в неделю. Звонить им можно без 10 минут каждого часа. Это свободное время между сессиями. Дальше придет следующий пациент.

Настоящий бум случился с появлением в Москве и крупных городах среднего класса. «Полноценная статистика просто невозможна по причине врачебной тайны. Но можно сказать, что прежде всего наши пациенты—люди, находящиеся в активной фазе жизни, от 25 до 50 лет. Они хорошо образованны, и у них решены базовые материальные проблемы. Это тот самый средний класс, который сейчас формируется в России», — утверждает Игорь Кадыров.

36-летний юрист Валерий, типичный представитель этого самого класса, обратился к психоаналитику после двух неудачных браков и потери работы. Сейчас он трудоустроен и наконец-то счастливо женат. Говорит, что психоанализ ему очень помог: «Не знаю, где бы я сейчас был без этого». Лежа на кушетке, нужно рассказывать о себе все, не стесняясь. Можно кричать, оскорблять родных и близких, ругаться матом, если хочется. Можно рыдать в три ручья. У психоаналитика всегда наготове коробка носовых платков и стакан с водой. Сам доктор всегда бесстрастен. Москвичам уже одно это приятно — что их внимательно слушают.

«Утешить мы можем очень быстро, — признается Потапова. — Для этого бывает достаточно двух-трех сессий. Но если человек хочет серьезных изменений в жизни, работать придется долго».

Валерий не хочет подробно рассказывать о том, как над ним «поработали»: «Очень глубоко залезаешь сам себе в голову. В душу. Начинаешь понимать, почему нее происходит с тобой так, а не иначе. И постепенно жизнь налаживается. Сейчас жалею, что не пошел в анализ раньше. И время сэкономил бы, и деньги».

Брать деньги — тоже действенный метод психотерапии, иронизирует Дмитрий Пометов, психиатр и психотерапевт: «Пациенту станет легче, особенно если деньги большие». Дмитрий признается, что с методом Фрейда знаком в самых общих чертах, но знает случаи, когда психоаналитик становился для пациента «другом за деньги». «Может, это были "дикие" аналитики, я не знаю. Фрейда критиковать — дело неблагодарное. Проблема не в нем, а в том, кто и как его метод использует».

Деньги действительно занимают важное место в доктрине психоанализа. Это, кроме всего прочего, доказательство серьезности намерений пациента. Поэтому бесплатного психоанализа не бывает.

Члены обоих обществ заверяют, что пациента со скромным доходом ни в коем случае не оставят без помощи, а просто направят к менее дорогостоящему коллеге. Сессия у него может стоить $15 или S20. Верхнюю границу цен не называют. Но в Европе, например, услуги известного аналитика могут оцениваться в $200-300 за один сеанс. «Фиксированных расценок не существует, — говорит Павел Качалов. — Пациент платит столько, сколько он в состоянии платить без ущерба для своей основной жизнедеятельности. Тем не менее эта сумма должна быть ощутима для его бюджета и его психики. Поэтому, если пациент богат, он будет платить за анализ много». Богатых москвичей, готовых отдать немалые деньги за информацию об особенностях своего Эдипова комплекса, немало. «Они уже решили все материальные проблемы, а счастья все нет», — объясняет Виктория Потапова.

ОТ ЭДИПА К ГАМЛЕТУ

Психоаналитикам приходится бороться со знаменитым русским фатализмом. Оксана, директор отдела рекламы одного из глянцевых журналов, прошла курс психоанализа еще 10 лет назад. Тогда она только что развелась, была в депрессии и страдала булимией — внезапными приступами рвоты. Обычные психологи, а также экстрасенсы помочь ей не смогли. Оксана с трудом подбирает слова, пытаясь описать, что именно дал ей классический психоанализ по Фрейду: «Есть такие вещи, о которых люди часто говорят как о чем-то неизбежном. Это судьба, жизнь не стожилась, так было на роду написано и так далее. Психоанализ может все это изменить».

Еще одна особенность современного русского пациента — глубокая привязанность к своему прошлому. С одной стороны, это облегчает работу психоаналитика, ведь он выявляет у пациента детские травмы и родительские «сценарии». С другой — это создает трудности: мало кто хочет все отбросить и начать жить «здесь и сейчас». Павел Качалов уверен в том, что русскому пациенту мешает не только индивидуальное прошлое, но и историческое: «Сейчас к нам пришли внуки и правнуки тех, кто так или иначе принимал участие в кровавых ритуалах XX века. Мужчины в России гораздо сильнее подвергались социальным унижениям. В результате произошло то, что я назвал бы падением фигуры Отца. Женщины тоже много страдали, но у них шанс сохранить достоинство был выше».

Сейчас среди клиентов мужчин и женщин примерно поровну. Хотя первыми потянулись к психоаналитикам именно женщины. «Я почти сделался "дамским мастером", — шутит Павел Качалов. — Женщины вообще лечатся охотнее. А мужчин привозит "скорая помощь"».

Женщины по-прежнему хотят в основном любви и семейного счастья — и никакой эмансипации. «Те женщины, которые стремительно делали карьеру в 90-х, практически утратили женственность, — объясняет Виктория Потапова. — Ведь мир русского бизнеса жесток и бескультурен. Теперь они заново пытаются ее обрести, в том числе и с помощью психоаналитиков».

Современный психоанализ относится к женщине куда с большим уважением, чем во времена Фрейда. Тот, не стесняясь, называл женщину «кастрированным мужчиной» и объяснял все ее проблемы завистью к пенису. Сегодня, вполне в соответствии с современными требованиями политкорректности, фигура Матери занимает не менее почетное место, чем фигура Отца. Хотя некоторые члены МОП, говоря об этом, снисходительно кивают в сторону коллег из МПО. Мол, это больше к ним, у них там англо-американская школа с этой самой Матерью, а мы в общем-то придерживаемся ортодоксальной точки зрения. «Психоанализ был и остается скандальным, — чеканит слова Качалов. — Он биологичен и фаллоцентричен. В нем только один пол — мужской. Только одна цель — удовольствие. Своим открытием Фрейд нанес оскорбление человечеству. Но истина часто бывает оскорбительна».

По мнению Игоря Кадырова, сегодня изменился не только психоанализ, но и сам пациент: «Образно выражаясь, он напоминает уже не Эдипа с его чувством вины, а Гамлета с вопросом "быть или не быть?"». Правда, психоаналитик Марии иногда жалуется ей на то, что пациент пошел неинтересный. Это в 90-х сразу говорили о любви и смысле жизни. А нынешний первые двадцать сеансов жалуется на то, что у соседа по офису мобила большая и дорогая, а у него все еще маленькая и немодная. Впрочем, случай типичный — зависть к размерам — это очень даже по Фрейду.