Психологическая готовность к материнству рассматривается в статье как специфическое личностное образование, стержневой образующей которого является субъект-объектная ориентация в отношении к еще не родившемуся ребенку. Автор предполагает, что это отношение проецируется после рождения ребенка в реальное материнское поведение. В процессе исследования были получены ответы на следующие вопросы: по каким показателям можно определить уровень психологической готовности к материнству до рождения ребенка; адекватно ли это понятие в отношении прогноза будущего реального материнского поведения. Предполагается, что психологическая готовность к материнству формируется под влиянием нераздельных биологических и социальных факторов, с одной стороны, имеет инстинктивную основу, а с другой — выступает как особое личностное образование. Мотивационная основа материнского поведения человека формируется на протяжении всей жизни, испытывая влияние как благоприятных, так и неблагоприятных факторов. Соответственно, уровень психологической готовности к материнству определяется суммарным эффектом действия этих факторов к тому моменту, когда женщина становится матерью

Круг проблем, связанных с развитием детско-родительских взаимоотношений, в последние годы выдвигается в ряд наиболее значимых. Исследования психологов и психиатров показывают, что взаимоотношения ребенка с окружающими людьми, и в первую очередь с матерью, в первые годы жизни имеют чрезвычайно важное значение для его дальнейшего личностного развития и психического здоровья. Так, установлено, что дефицит общения со взрослыми уже в первые месяцы жизни ребенка ведет к отклонениям и задержкам в его психическом развитии [1], [2].

Из литературы известно также, что неадекватное материнское отношение к ребенку в раннем детстве выдвигается на первое место среди средовых факторов в развитии шизофрении и других заболеваний [8], [12]. Существуют данные о том, что нарушения взаимоотношений ребенка с близкими имеют отдаленные последствия для формирования родительского поведения: большинство матерей, отказывающихся от своих детей, с раннего детства имели негативный опыт межличностных взаимоотношений в семье [3].

По данным Г.В. Скобло, А.А. Северного, А.А. Баландиной, около 50 % обследованных психически здоровых матерей не смогли выработать адекватного отношения к ребенку [12]. При исследовании готовности к материнству было обнаружено, что уже примерно у 40 % беременных женщин обследованной выборки выявились те или иные особенности, могущие впоследствии оказать неблагоприятное влияние на развитие ребенка [9].

Таким образом, перед психологами стоит задача коррекции взаимоотношений матери и ребенка, точнее, своевременной коррекции материнского поведения. Эта задача требует раннего выявления отклонений в материнском поведении, понимания их причин и, соответственно, изучения закономерностей их становления. В данной работе мы предприняли попытку изучения психологической готовности к материнству с позиций концепции М.И. Лисиной [10].

Исследования, выполненные в школе М.И. Лисиной, убедительно доказали, что важнейшую роль в психическом и личностном развитии ребенка играет его общение со взрослыми людьми [1], [2], [10]. В концепции М.И. Лисиной под общением понимается такое взаимодействие между людьми, при котором адресатом воздействий выступает личность другого человека, т.е. личностно-ориентированное взаимодействие.

Сопоставление особенностей общения взрослых с младенцами в домах ребенка и в семьях позволило выделить качественное различие в их взаимодействии с ребенком и соответствующее различие в отношении к нему. Это различие было обозначено в терминах «отношение как к субъекту» и «отношение как к объекту». Тот или иной тип отношения, проецируясь на взаимодействие взрослого с ребенком, определяет характер общения между ними. Только при отношении взрослого к ребенку как к субъекту реализуется личностно-ориентированное общение с ним. При этом создаются наиболее благоприятные условия для формирования у младенца положительного самоощущения, переживания себя как источника активности и в конечном счете — для общего психического развития. При объектном отношении взрослого у младенца не формируется положительное самоощущение, он становится пассивным, его дальнейшее развитие задерживается и искажается [1], [2].

Исходя из сказанного, психологическая готовность к материнству рассматривается нами как специфическое личностное образование, стержневой образующей которого является субъект-объектная ориентация в отношении к еще не родившемуся ребенку. Мы предположили, что это отношение проецируется после рождения ребенка в реальное материнское поведение и определяет его эффективность. По каким же показателям можно определить уровень психологической готовности к материнству до рождения ребенка? Адекватно ли это понятие в отношении прогноза будущего реального материнского поведения? На эти вопросы мы предполагали получить ответы в своем исследовании.

Чтобы выявить круг показателей уровня психологической готовности к материнству, необходимо было предварительно разработать модель формирования этого личностного образования. Мы опирались на данные из литературных источников и на собственные представления, сложившиеся в процессе многолетних исследований развития детей в условиях семьи и домов ребенка, консультирования родителей и усыновителей.

Формирование материнского поведения изучалось преимущественно этологами у животных и лишь в последние годы стало исследоваться и у человека [3], [9], [11], [13]. В своей работе мы исходим из представления о том, что психологическая готовность к материнству формируется под влиянием нераздельных биологических и социальных факторов и, с одной стороны, имеет инстинктивную основу, а с другой — выступает как особое личностное образование.

Мы разделяем мнение Г.Г. Филипповой [13], что мотивационная основа материнского поведения человека формируется на протяжении всей жизни, испытывая влияние как благоприятных, так и неблагоприятных факторов. Соответственно, уровень психологической готовности к материнству определяется суммарным эффектом действия этих факторов к тому моменту, когда женщина становится матерью. Не претендуя на выявление всех значимых для формирования материнского поведения этапов и факторов, мы попытались вычленить наиболее существенные из них и использовать при выделении показателей уровня психологической готовности к материнству.

Важнейший, с нашей точки зрения, этап — это первые годы жизни. О значении раннего опыта взаимодействия с матерью в формировании родительского поведения многих видов животных и особенно приматов убедительно свидетельствуют данные этологов. В отношении человека мы можем интерпретировать роль раннего коммуникативного опыта следующим образом.

Исходя из концепции М.И. Лисиной, основы личности, отношение человека к миру и к себе самому закладываются с первых дней жизни в общении с близкими взрослыми. B своих предыдущих работах нам удалось показать, что под влиянием эмоционального личностно-ориентированного общения у воспитанников экспериментальных групп домов ребенка прогрессирует субъектное отношение к окружающим людям, закладываются прочные аффективно-личностные связи, в то время как у детей из контрольных групп преобладающим остается объектное отношение, аффективно-личностные связи отсутствуют либо слабы и поверхностны [1].

Складывающееся в общении первое личностное образование может рассматриваться и как первый вклад в становление будущего родительского поведения. Если опыт общения с близкими взрослыми был положительным, это означает, что стартовые условия для формирования субъектного отношения к другим людям были благоприятными и основа для формирования субъектного отношения к своему ребенку заложена. Мы предположили, что о характере раннего коммуникативного опыта, полученного будущей матерью в общении с близкими взрослыми, можно судить по аффективным следам, оставленным в ее первых воспоминаниях о себе и родителях, об их стиле воспитания, о своих привязанностях. Если родители были ласковы, общение с ними оставило в памяти женщины яркий след, если была сильная привязанность к матери или другим родственникам, значит, в раннем детстве женщина имела благоприятный опыт эмоционального общения, что ставит ее в более выгодные условия в прогнозе будущего материнского поведения по сравнению с теми, кто такого опыта не имел.

Большое значение в становлении родительского поведения вслед за этологами мы придаем общению со сверстниками, старшими и младшими детьми. Основания для этого мы находим также в исследовании Л.Н. Галигузовой [5], где показано, что общение со сверстниками проходит путь своего становления по мере преобразования объектного отношения к другому ребенку в субъектное. На этом этапе также важным является опыт, приобретаемый будущей матерью в играх с куклами, в «дочки-матери». О характере этого опыта можно судить по воспоминаниям будущей матери о любимых играх и игрушках, по наличию у нее предпочтений к детям того или иного возраста.

Таким образом, в первую группу показателей психологической готовности к материнству мы включили особенности коммуникативного опыта женщины в ее раннем детстве.

Безусловно важным этапом в становлении материнского поведения является период от зачатия до рождения ребенка. В это время в организме и психике женщины происходят глобальные преобразования, актуально подготавливающие ее к материнству, вырабатывается отношение женщины к своему собственному конкретному еще не родившемуся ребенку. О характере этого отношения можно судить по особенностям взаимодействия будущей матери с ним, наличию или отсутствию воображаемого общения [9]. Многие авторы выделяют в качестве важных факторов, влияющих в этот период на последующее материнское поведение, желанность — нежеланность ребенка, особенности протекания беременности и субъективное переживание женщиной беременности [4], [6], [7].

Наиболее благоприятной ситуацией для будущего материнского поведения являются желанность ребенка, наличие субъектного отношения матери к еще не родившемуся младенцу, которое проявляется в любви к нему, мысленной или вербальной адресованное™, стремлении интерпретировать движения плода как акты общения. Поэтому во вторую группу показателей готовности к материнству мы включили переживания женщиной отношения к еще не родившемуся ребенку на этапе беременности.

Третью группу показателей составили установки женщины на стратегию воспитания ребенка. То, как она намеревается осуществлять уход за ним (следовать ли строгому режиму, предлагать ли соску, брать ли на руки или стремиться «приучать к самостоятельности», т.е. ориентироваться на потребности младенца или на собственные представления о необходимом ему), с нашей точки зрения, также свидетельствует о преобладании субъектного или объектного отношения к ребенку.

Не претендуя на полноту и окончательную завершенность модели формирования психологической готовности к материнству, мы предположили, что выделенные показатели в совокупности могут отражать ее уровень и служить основанием для прогноза эффективности последующего материнского поведения.

Для проверки приведенных выше предположений была выбрана следующая стратегия исследования.

На первом этапе мы, в соответствии с указанными представлениями, разработали и опробовали диагностическую анкету для беременных, направленную на определение уровня психологической готовности к материнству. Ключевые вопросы анкеты сформулированы таким образом, что позволяют выявить особенности коммуникативного опыта, полученного в детстве, переживания женщиной беременности, в том числе отношения к неродившемуся ребенку, ее установки на стратегию воспитания.

Каждый ответ на ключевые вопросы оценивался по специально разработанной шкале в баллах. Критерием оценки содержания ответов являлся их смысл с точки зрения позитивного влияния на формирование субъектного отношения к ребенку (при оценке качества коммуникативного опыта и особенностей переживания беременности) и степени выраженности субъектной ориентации в отношении к неродившемуся ребенку.

Из суммы баллов выводилось результирующее значение уровня психологической готовности к материнству. На этом этапе было обследовано 50 женщин, состоящих на учете по беременности в поликлиниках Москвы.

Затем предстояло выяснить, соответствует ли уровень психологической готовности к материнству обследованных женщин уровню эффективности их реального материнского поведения на разных возрастных этапах после рождения ребенка. При этом мы учли, что момент родов, встреча лицом к лицу с ребенком и включение женщины в процесс воспитания могут внести коррективы в характер ее отношения к ребенку.

Поэтому мы разработали анкеты для послеродового периода и для периода адаптации (первые дни после выписки из роддома), с тем чтобы отследить влияние факторов, привходящих на этих этапах, и соответствующие изменения в отношении матери к уже родившемуся ребенку, если таковые будут присутствовать.

Также были разработаны специальные анкеты для этапов достижения детьми возрастов 1 мес, 3 мес, 6 мес, 9 мес, 12 мес, 18 мес, двух и трех лет. В эти анкеты входили вопросы, касающиеся особенностей поведения матери и ребенка в разных ситуациях взаимодействия, оценки матерью качеств ребенка, ее отношения к нему и достижений в его развитии. Ответы на ключевые вопросы этих анкет также оценивались в баллах по специально разработанным шкалам, с точки зрения эффективности материнского поведения и выраженности субъектного отношения к ребенку. Из суммы баллов, полученных за ответы на ключевые вопросы, выводилось результирующее значение эффективности «материнствования». В анкетировании после рождения ребенка участвовало 30 матерей из первоначальной выборки.

Помимо анкетирования, на тех же возрастных этапах, начиная с первого месяца, с 12 диадами из той же выборки проводились эксперименты и наблюдения, направленные на выявление особенностей общения и взаимоотношений ребенка и матери, а также особенностей психического развития детей (коммуникативной, предметной деятельности, познавательной активности, стремления к сопереживанию).

При этом использовался метод стандартизированного наблюдения за поведением матери и ребенка в 24 различных ситуациях: кормление, пеленание и переодевание, укладывание спать, реакция на плач ребенка, свободное бодрствование ребенка, ситуации эмоционального общения и игры с использованием игрушек с матерью и посторонним взрослым, ситуации с предъявлением радующего и пугающего предмета в отсутствие и в присутствии матери, совместная и одиночная предметная и игровая деятельность, совместное чтение книги, прослушивание музыки и т.д.

Показатели изучаемых в экспериментах проявлений поведения матери и ребенка также оценивались по специальным шкалам. Таким образом была получена возможность использовать метод ранговых корреляций для установления наличия (или отсутствия) связи между уровнем готовности к материнству, эффективностью материнского поведения на разных этапах после рождения ребенка (как по анкетным данным, так и по данным наблюдений и экспериментов) и исследуемыми показателями развития детей.

Мы полагали, что наличие значимых корреляций между показателями уровня психологической готовности к материнству и показателями эффективности материнского поведения будет свидетельством в пользу адекватности предложенной модели и диагностической анкеты. Вместе с тем корреляционный анализ был использован для выявления относительной роли различных этапов и действующих на каждом из них факторов в формировании тех или иных особенностей материнского поведения.

В настоящее время получены следующие результаты.

По показателю уровня психологической готовности к материнству (УПГМ) обследованная выборка разделилась на три группы. В первую группу, имеющую самые низкие показатели УПГМ, вошли испытуемые, набравшие до 24 баллов (они составили 27 % от всей выборки); во вторую — от 25 до 35 баллов (52 %); в третью — 36 и более баллов (21 %). Анализ анкетных данных выявил следующие характерные признаки разных групп будущих матерей.

Женщины первой группы (с низким УПГМ) часто отмечали наличие колебаний в принятии решения иметь ребенка, негативных переживаний и ощущений в период беременности; скупо и формально отвечали на вопросы, касавшиеся их отношения к еще не родившемуся ребенку (многие не переживали чувства общности с ребенком, не пытались вступать в общение с ним, не придумывали имя, не представляли себе малыша). Они, как правило, оказывались сторонницами «строгого» воспитания, опасались избаловать ребенка. Многие отмечали отсутствие привязанности к матери в детстве и строгое отношение родителей; редко играли с куклами. Большинство предпочитали детей старше трех лет.

Женщины из второй группы (со средним УПГМ) давали ответы, частично сходные с ответами в первой группе и частично — с ответами в третьей группе. В установках на воспитание они обнаружили намерение не брать часто ребенка на руки, соску предлагать в случае крайней необходимости, но при этом не были сторонницами кормления по часам. Половина женщин из этой группы отметила отсутствие привязанности к матери, их ранний детский опыт взаимоотношений с родителями был неоднозначным (на вопросы, часто ли их ласкали, баловали или проявляли строгость, большинство отвечали, что бывало «по-всякому»). Треть группы отдавала предпочтение в детстве играм с куклами; половина отмечала, что особенно любит детей до года, остальные — детей постарше.

Таблица 1. Значения показателей психологической готовности к материнству и уровня материнской компетентности на разных этапах после рождения ребенка в трех группах испытуемых (в условных баллах, в среднем по группе)

Женщины третьей группы (с высоким УПГМ) не испытывали колебаний в принятии решения иметь ребенка, радовались, узнав о своей беременности, отмечали преобладание положительных ощущений и переживаний в период беременности; развернуто отвечали на вопросы, касающиеся их отношения к еще не родившемуся ребенку (переживали чувство общности с ним, разговаривали, обращаясь к ребенку, прислушивались к шевелению, реагировали на него какими-либо действиями), придумывали имя для малыша. Они ориентировались на стратегию «мягкого» воспитания (допускали кормление по потребности ребенка, намеревались почаще брать его на руки, не боялись приучать к соске). Женщины этой группы имели благоприятный коммуникативный опыт в детстве почти все отмечали наличие привязанности к матери, ласковое отношение родителей. Большинство отдавали предпочтение играм с куклами; все отмечали, что любят детей младенческого возраста.

Полученные данные мы трактовали в соответствии с представлениями о психологической готовности к материнству и предполагали, что для женщин из первой группы будет характерно преобладание объектной ориентации в отношении к ребенку, а для женщин из третьей группы — преобладание субъектной ориентации. В отношении второй группы прогноз не был достаточно определенным, так как оставалась неизвестной относительная роль факторов, действующих на разных этапах развития готовности к материнству.

Обработка анкет, заполняемых на протяжении первого года жизни детей, показала, что различия в среднегрупповых значениях эффективности материнского поведения сохраняются между тремя группами на всех обследованных этапах. Соответствующие данные представлены в табл. 1.

Сопоставление показателей психологической готовности к материнству с показателями эффективности материнского поведения показало, что они значимо коррелируют на всех обследованных этапах. Соответствующие данные приведены в табл. 2.

Таблица 2. Коэффициенты корреляции между показателями готовности к материнству и показателями эффективности материнского поведения на разных этапах первого года жизни ребенка

Качественный анализ данных анкетирования и обследования выявил следующие характерные особенности отношения к ребенку и взаимодействия с ним матерей из разных групп.

Матери из первой группы в режимные моменты мало разговаривали с ребенком, не использовали «детскую речь», не комментировали свои действия и действия ребенка, редко употребляли ласковые слова; часто затруднялись в определении причины плача ребенка, не выражали ему сочувствия, иногда даже поддразнивали; при пеленании редко учитывали движения ребенка; практиковали кормление не на руках, а подкладывая бутылочку в кроватку; при укладывании спать редко напевали и укачивали малыша.

В общении с ребенком не употребляли ласковых интонаций, были мало эмоциональны, чаще всего использовали формальные обращения, обычно касающиеся режимных моментов («наелся?», «не выспалась?»). Часто не замечали или игнорировали инициативные проявления ребенка, не соотносили свое поведение с поведением малыша, не повторяли за ним звуков, не побуждали к улыбкам. Во время игры с предметом не стремились заинтересовать ребенка игрушкой и сами не проявляли к ней интереса, не стремились к сопереживанию, обычно молча демонстрировали игрушку и молча наблюдали за ребенком. Крайне редко играли с ребенком в эмоциональные игры и игры с предметами; редко привлекали ребенка к совместной деятельности, предпочитали оставлять его наедине с игрушками.

Во втором полугодии жизни стремление ребенка присоединиться к матери в каком-либо деле расценивали как помеху; не умели занимать партнерскую позицию, предпочитали обучать ребенка и руководить его действиями; оказались более склонными к запретам и порицаниям, чем к поощрениям; поощряли преимущественно действия ребенка, причем только вербально; крайне редко адресовали похвалу личности малыша. Характеризуя его, они предпочитали называть нейтральные качества, например, «спокойный», «энергичный»; преимущественно выделяли и ценили физические умения и навыки самообслуживания.

В таком поведении матерей и их отношении к ребенку преобладает объектная ориентация, и оно является недостаточно эффективным с точки зрения создания условий для развития младенца. Резкий контраст с первой группой демонстрирует третья группа матерей.

Матери из третьей группы при выполнении режимных моментов много разговаривали с ребенком, комментировали все его и свои действия, активно использовали «детскую речь», часто употребляли ласковые обращения, стремились поймать взгляд ребенка; чутко реагировали на плач малыша, точно определяли его причину, старались успокоить ребенка, выражая сочувствие. При пеленании приноравливались к движениям младенца; при кормлении поощряли его ласковыми словами, из бутылочки кормили всегда на руках; при укладывании напевали колыбельную, укачивали.

В общении с ребенком были эмоциональны, обращались к ребенку с оживленной мимикой, улыбками, ласковыми словами, стремились к сопереживанию, содержание высказываний обычно имело личностную направленность и похвалу («ты мой дорогой¹», «как хорошо ты разговариваешь!»). Они были высоко чувствительны ко всем проявлениям ребенка, всегда откликались на его инициативу и поддерживали ее, повторяли за ребенком все звуки, побуждали к улыбкам и вокализациям, приурочивали свои воздействия к поведению ребенка.

Во время игры старались использовать самую занимательную игрушку, привлекали внимание ребенка к ней словами, выразительной мимикой, демонстрируя все ее качества, побуждали ребенка к рассматриванию, при этом стремились поймать взгляд малыша и разделить с ним впечатления, сами были увлечены игрой. Во втором полугодии жизни малыша охотно играли с ним в эмоциональные игры и игры с предметами, всегда находясь в партнерской позиции.

В совместной деятельности действовали согласованно; поощряли ребенка за любое достижение, адресуя похвалу его личности, подкрепляя ласковые слова поцелуями, объятиями; редко использовали порицания и запреты Матери этой группы склонны с самых первых дней жизни ребенка усматривать в нем положительные личностные качества (например, «добрый», «ласковый»); наряду с личностными качествами они выделяют и ценят коммуникативные и познавательные способности, игровые умения, а не только физические и бытовые навыки ребенка.

В таком поведении матерей и их отношении к ребенку преобладает субъектная ориентация, и оно наиболее эффективно для развития детей младенческого возраста.

Матери из второй группы вели себя неоднозначно: в режимные моменты они вступали в общение с ребенком, изредка комментируя свои действия, разговаривали с ласковой интонацией, но сдержанно, «детскую речь» использовали редко; чутко реагировали на плач ребенка, но не были склонны выражать сочувствие, иногда поддразнивали малыша; при пеленании не всегда учитывали движения младенца; при кормлении из бутылочки чаще брали ребенка на руки, но иногда подкладывали бутылочку в кроватку; при укладывании спать иногда укачивали малыша.

В ситуации общения они использовали «детскую речь», называли ребенка ласковыми словами, но не всегда откликались на инициативу ребенка, общались преимущественно по своей инициативе, не старались приурочить свои воздействия к поведению малыша, редко поощряли его действия, не повторяли за ним звуков, к улыбкам и вокализациям побуждали нечасто.

В игре пытались вызвать интерес к игрушке словами, но демонстрировали ее однообразно, редко стремились поймать взгляд ребенка и разделить с ним впечатление, были склонны наблюдать за малышом со стороны, не включаясь в игру.

В игре и в совместной деятельности с ребенком старше 6 мес стремились постоянно руководить его действиями, навязать ему свою волю, активно пользовались порицаниями и поощрениями. Характеризуя ребенка, они примерно в одинаковой пропорции упоминали нейтральные и положительные качества, а также, в отличие от других групп, отрицательные (например, «вредный», «ленивый», «капризный»).

В поведении матерей этой группы и их отношении к ребенку сочетается субъектная и объектная ориентации.

Особенности развития и поведения детей из сравниваемых трех групп также подтвердили данные о соответствии психологической готовности к материнству и эффективности материнского поведения. Различия между детьми этих групп проявились уже в трехмесячном возрасте.

Таблица 3. Показатели корреляционной связи особенностей психического развития детей с эффективностью реального материнского поведения и показателями готовности к материнству

Младенцы из третьей группы имели более высокие показатели уровня развития общения со взрослыми, чем дети из первой и второй групп. Они были более инициативны, лучше владели экспрессивно-мимическими средствами общения, все умели развивать коммуникативную ситуацию (варьировать компоненты комплекса оживления в зависимости от воздействий матери), быстро включались в общение и никогда не прекращали его по собственной инициативе, активно протестовали, когда его прекращала мать.

У младенцев из второй группы отмечался более низкий уровень развития общения. Несмотря на достаточно высокие показатели компонентов комплекса оживления, (сосредоточения, двигательного оживления, улыбки и вокализаций), они были менее инициативны, демонстрируя преимущественно ответное поведение; слабее развивали коммуникативную ситуацию, нередко сами прекращали общение.

Младенцы из первой группы имели самые низкие показатели компонентов комплекса оживления, не все умели развивать коммуникативную ситуацию, часто отвлекались от общения.

У детей третьей группы ярче, чем у детей второй, было выражено стремление к сопереживанию с матерью в радующей ситуации, тогда как у младенцев первой группы оно в этом возрасте не отмечалось совсем. Показатели уровня развития общения детей с матерью и стремления к сопереживанию надежно коррелируют как с показателями уровня психологической готовности к материнству, так и с показателями реального материнского поведения. Соответствующие данные представлены в табл. 3.

Во втором полугодии жизни и в более старшем возрасте различия между группами детей нарастали, особенно ярко они проступали при сравнении первой и третьей групп. Дети из третьей группы отличались яркой эмоциональностью, открытым и доброжелательным отношением к окружающим людям, высоким уровнем инициативности и любознательности. Они раньше начали говорить, лучше умели сотрудничать со взрослыми и играть, чем дети из других групп.

Дети из первой группы были более пассивны, менее эмоциональны и любознательны, чем дети из других групп: все они с большим трудом вступали в контакт с посторонними людьми, к двум годам многие из них еще не владели речью, плохо умели играть и сотрудничать со взрослыми.

Сопоставление уровня развития ситуативно-делового общения (СДО) у детей в возрасте 12 мес также выявило различия между группами. У детей из третьей группы уровень развития СДО оказался выше, чем у детей из первой группы (66 баллов против 25). Соответствующие показатели представлены в табл. 4.

Таблица 4. Показатели ситуативно-делового общения с матерью у детей из двух групп в возрасте 12 мес (в условных баллах, в среднем по группе)

Полученные данные свидетельствуют о том, что анкета, разработанная для определения уровня психологической готовности женщины к материнству, позволяет достаточно надежно прогнозировать последующее материнское поведение и особенности развития ребенка. Следовательно, получено экспериментальное подтверждение представления о формировании психологической готовности женщины к материнству, положенного в основу ее диагностики.

1. Авдеева Н.Н., Мещерякова С.Ю. Особенности психического развития ребенка первого года жизни // Мозг и поведение младенца. М , 1993
2. Авдеева Н.Н., Мещерякова С.Ю., Царегородцева Л.М. Ребенок младенческого возраста // Психическое развитие воспитанников детского дома. М., 1991.
3. Брутман В.И., Панкратова М.Г., Ениколопов С.Н. Некоторые результаты обследования женщин, отказывающихся от своих новорожденных детей // Вопр. психол. 1994. № 5. С. 31-37.
4. Буянов М.И. Ребенок из неблагополучной семьи. М., 1988.
5. Галигузова Л.Н. Формирование потребности в общении со сверстниками у детей раннего возраста // Развитие общения дошкольников со сверстниками М., 1989
6. Гарбузов В.И. Нервные дети. Л ; М., 1990.
7. Захаров А.И. Детские неврозы. СПб., 1995.
8. Козловская Г.В. Нарушения психического развития у детей раннего возраста в условиях шизофреногенной семьи // Социокогнитивное развитие ребенка в раннем детстве. М., 1995.
9. Копыл О.А., Бас Л.Л., Баженова О.В. Готовность к материнству: выделение факторов и условий психологического риска для будущего развития ребенка. М., 1994.
10. Лисина М.И. Общение, личность и психика ребенка. М.; Воронеж, 1997.
11. Мещерякова С.Ю., Авдеева Н.Н., Ганошенко Н.И. Изучение психологической готовности к материнству как фактора развития последующих взаимоотношений ребенка и матери // Соросовские лауреаты Философия Психология Социология. М., 1996.
12. Скобло Г.В., Северный А.А., Баландина Т.А. Психические расстройства у детей первых лет жизни и психическое здоровье их родителей // Социокогнитивное развитие ребенка в раннем детстве. М., 1995.
13. Филиппова Г.Г. Мотивационная основа материнского поведения: филогенетический аспект // Социокогнитивное развитие ребенка в раннем детстве. М, 1995.

Поступила в редакцию 18. IV 2000 г.

Смотрите также:

Статьи

• Изучение психологической готовности к материнству как фактора развития последующих взаимоотношений матери и ребенка
  МГППУ, Факультет "Психология образования", 1996г.
• Предпосылки девиантного материнского поведения
  Психологический журнал, 2000 г, № 2.
• Путь к материнству начинается с младенчества
  Дошкольное воспитание, 2002, N 11.
• О некоторых понятиях онтогенеза базовых качеств матери
  Журнал практического психолога. Тематический выпуск: Перинатальная психология и психология родительства. №4-5, 2003, Москва. – с.49-63
• Влияние семейных факторов на формирование девиантного поведения матери
  Журнал практической психологии и психоанализа - № 3. сентябрь 2002
• Социально-психологический феномен девиантного материнства
  3 часть. М., 2005. - 560 с.

Вернуться к списку статей